Торжище брака - Страница 88

— Счастливое животное! Сколько людей пожелало бы быть на его месте, — сказал Арсений Борисович, с улыбкой любуясь этой очаровательной группой.

— Ну, я думаю, никто не пожелал бы променять свое человеческое достоинство на животное существование Персиваля.

— Я первый согласился бы поменяться с ним положением, если бы только нашелся какой-нибудь волшебник, который мог бы совершить такое превращение. Чего не достает этой счастливой собаке? Она не знает забот, ее любят и берегут, и она ест бисквиты из очаровательной ручки хозяйки.

Персиваль как будто понял эти слова. Охваченный внезапным приливом нежности, он лизнул в щеку молодую женщину. Та оттолкнула его.

— Это что такое? — сказала она, вытирая платком лицо и грозя пальцем собаке.

Князь весело рассмеялся.

— Ну, кузина, в эту минуту больше чем когда-нибудь я желал бы быть на месте Персиваля! За права и привилегии, которыми он пользуется у вас, я охотно отдам ему свою личность, титул и жену.

Тамара слегка покраснела.

— Вы много потеряли бы от такого обмена!

— Это мое дело. Но что сказали бы вы, Тамара Николаевна, если бы душа Персиваля переселилась в меня, а моя в него?

— Я скажу: избави меня Бог от такой метаморфозы! Подумайте только, князь, — лукавая улыбка появилась на лице Тамары, — какой плохой собакой стал бы Персиваль, если бы он, например, напивался пьян и наследовал другие дурные привычки, составляющие исключительную принадлежность человеческой натуры?

— Очень лестно слышать! Итак, вы предпочитаете душу Персиваля моей?

— Боже меня сохрани! Я только протестую против предлагаемой вами метаморфозы. Мне кажется, и Катя была бы так же недовольна ею, как и я!

— Ну, это еще вопрос! Пусть Персиваль постоянно огрызается на нее, она все-таки предпочтет его мне и лучше с ним поладит.

— Конечно, Персиваль собака благовоспитанная и благодарная. Она никогда не укусит кормящую ее руку…

Она в смущении замолчала, заметив, что сказала слишком много, и нерешительно взглянула на князя, стряхивающего пепел с папироски. Страшная бледность покрыла его лицо, и на нем появилось страдальческое выражение. Прочтя упрек в его больших черных глазах, Тамара пожалела о жестких словах, невольно сорвавшихся с ее губ.

— Что же вы замолчали, кузина? Из ваших слов я заключаю, что вы считаете меня неблагодарным по отношению к женщине, носящей мое имя. Прибавьте еще, что презренный человек, продавший себя, зная наперед, что распущенная женщина внесет в его жизнь позор, тем самым потерял всякое право протестовать против своего бесчестья!

Скрытое раздражение звучало в голосе князя, и он нервно теребил золотую часовую цепочку.

— Полноте, кузен! Я просто шутила. Какое я имею право мешаться в ваши дела и судить вас строже, чем сотню других людей, подобно вам заключающих браки по расчету?

— Ради Бога, кузина, не отделывайтесь туманными фразами! Выскажите прямо свое мнение. Оно беспощадно — я это знаю, но я уже привык к вашему строгому анализу и чувствую некоторое облегчение после такой операции. Я где-то читал, что какой-то американец казнил духовное тело Альфреда Мюссе, чтобы очистить его и освободить от грехов. Мне кажется, вы совершаете такой же акт милосердия по отношению ко мне!

— Нет, нет, я вовсе не хочу быть такой жестокой к вам, кузен, — сказала Тамара. — К тому же зачем затрагивать непоправимое? Вы действовали под влиянием обстоятельств, казавшихся вам необыкновенно важными. Было бы более чем смешно упрекать вас за то, что вы женились на богатой женщине. Но вы выбрали себе жену, не чувствуя к ней ни любви, ни уважения, ни даже дружбы — вот в чем ошибка, имеющая такие жестокие последствия. Без сомнения, женщина, упавшая настолько низко, что позволяет себе флиртовать с лакеем, заслуживает наказания, но только вам следовало раньше дать почувствовать ей свой авторитет. В первый же раз, когда общественная молва подозрительно связала имя Кати с именем черкесского князя, когда носились слухи о каком-то скандале в загородном ресторане во время вашей поездки в Москву, — вам следовало наказать ее. Но тогда вы молчали. Теперь же, после целого ряда оскорблений, нанесенных вашей чести, поздно вразумлять неверную жену! Золотые цепи, носимые вами, тяжелы, кузен, — это видно по выражению вашего лица. Ваше душевное беспокойство все увеличивается вместо того, чтобы уменьшаться с исчезновением материальных забот. Это значит, что в вас проснулась божественная искра и громко заявляет свои права. Ни полная наслаждений жизнь, ни материальные заботы не могут затушить ее. Всегда, рано или поздно, наступает время, когда она напоминает о нашем божественном происхождении. Вы тоже чувствуете ее в сердце. Она громко говорит вам: «Остановись, пока есть еще время! Не скользи в пропасть, но стремись к добру, к новой жизни!».

Князь задумчиво слушал. Слова Тамары не производили на него никакого впечатления. Он был слишком занят своей страстью и чувствовал себя неспособным начать новую жизнь. Не вникая в смысл слов молодой женщины, он до опьянения наслаждался ее гармоничным голосом и блеском чудесных глаз. В этой тихой и спокойной обстановке князь чувствовал себя очень хорошо, и ему хотелось бы, позабыв все, навсегда остаться здесь.

Появление лакея, приподнявшего портьеру, чтобы пропустить кресло Магнуса, положило конец их разговору. Пока кузены здоровались, Тамара подошла к креслу и, откинув ласковым жестом шелковистые волосы мужа, приложила к его лбу свою руку.

— Слава Богу! Лихорадка совсем прошла, — весело сказала она.