Торжище брака - Страница 86

Покончив с этим делом, Арсений Борисович снова стал ходить по кабинету. Затем, сняв со стены казацкую нагайку с серебряной ручкой, взмахнул ею по воздуху и спрятал в рукав. Подойдя к столу, он налил стакан вина и залпом выпил; потом твердыми шагами отправился в комнаты жены.

— Погоди, негодяйка! Я научу тебя быть осторожнее в твоих любовных похождениях с лакеями! — ворчал он сквозь зубы.

Войдя в спальню княгини, он застал ее полулежащей на кушетке. Она только что вышла из ванны и теперь отдыхала после утомительного вечера. Две горничные хлопотали рядом и расчесывали ее волосы.

При появлении мужа Екатерина Карповна с выражением скуки закрыла глаза. Но услышав, что князь приказал женщинам выйти, она с удивлением выпрямилась. Видя же, что Арсений Борисович замкнул дверь и опустил ключ в карман, Угарина нахмурилась и с раздражением сказала:

— Это что за новости? Как смеешь ты отсылать моих горничных без моего позволения? Ты пьян, мой друг! Ступай лучше спать и не надоедай мне здесь! Ты опьянел от вина!

— А ты опьянела от поцелуев Сидора, бесстыдная женщина! Мало тебе, что я смотрю сквозь пальцы на все — ты осмеливаешься на глазах посторонних людей целоваться с лакеями!.. Но погоди, я тебя отучу от этого!

Как укушенная змеей, вскочила Екатерина с дивана. Лицо ее исказилось, глаза пылали.

— Что я слышу? — вскричала она с гневом. — Кажется, ты осмеливаешься устраивать сцены — ты, нищий, которого я купила и который без меня умирал бы с голоду!.. Босяк, титул которого я позолотила! Убирайся вон, пьяница!.. Я не хочу тебя больше видеть!

Прежде чем князь мог угадать ее намерение, княгиня ударила его по щеке. Затем, схватив за плечи и ловко повернув его, она ударила несколько раз по спине князя и так сильно толкнула его к двери, что тот потерял равновесие и чуть было не упал.

Бледный, с крепко сжатыми губами, князь выпрямился. Это оскорбление отняло у него последнее самообладание.

С минуту он никак не мог вытащить нагайку из рукава, так как она зацепилась за золотую запонку. Не владея больше собой, он вырвал ее вместе с запонкой и, схватив жену за косу, стал бить ее нагайкой. Выведенный из себя, он осыпал ее градом ударов. Но Екатерина была сильна. Обезумев от боли и гнева, она отбивалась ногами и руками, как фурия, и Арсений Борисович должен был употреблять всю свою силу, чтобы удержать ее. Тем не менее княгиня не кричала. Она настолько сохраняла присутствие духа, что помнила, что поблизости находятся ее горничные. Ей удалось, наконец, освободить одну из своих рук, и она так сильно ударила кулаком по лбу князя, что тот едва устоял на ногах. Это новое нападение окончательно привело в бешенство мужа. Он хотел задушить эту женщину, осмеливающуюся оскорблять его и называть нищим. Но последний проблеск рассудка нашептывал ему, что эта презренная не стоит того, чтобы из-за нее идти в Сибирь. Вне себя он с такой силой ударил нагайкой по спине Екатерины, что та, побежденная болью, отчаянно вскрикнула и попросила пощады.

Оттолкнув ее ногой, князь прислонился к стене.

— Помни этот час и устраивай свои дела таким образом, чтобы я ничего не знал о твоих изменах, — сказал он суровым голосом. — Если я еще застану тебя с кем-нибудь из лакеев, как сегодня с Сидором, я изобью тебя без всякого сожаления.

Князь замолчал. Грудь его высоко поднималась, а по телу пробегала ледяная дрожь. Все еще лежа на полу, Екатерина глухо стонала, как вдруг до ее слуха донесся сдержанный шепот. Очевидно, прислуга, привлеченная криками и шумом, собралась в будуаре. Если Арсений выйдет в эту минуту с разорванным рукавом и нагайкой в руках, прислуга сейчас же узнает правду, и этот случай из передней скоро распространится по гостиным.

Занятый только что приведенным в исполнение наказанием, князь ничего не видел и не слышал. Вынув ключ из кармана, он направился к двери. Увидя это, княгиня с трудом поднялась, шатаясь, подошла к мужу и взяла его за руку.

— Останься здесь, Арсений!.. Не показывайся в таком виде людям и не подвергай нас ненужному скандалу, — прошептала она прерывающимся голосом.

Угарин вздрогнул, и его взгляд с отвращением остановился на жене. Батистовая рубашка и кружева висели на ней клочьями, тело было испещрено кровавыми полосами, а бледное лицо покрыто красными пятнами. Отвернувшись от нее, он обвел глазами роскошную комнату, обтянутую атласом, и взглянул на богатую, отделанную золотом кровать. Не в тысячу ли раз лучше было бы жить с невинной и милой Тамарой в скромном помещении, чем быть связанным с этой богатой куртизанкой, упрекавшей его в бедности и покрывшей его имя позором?

— Хорошо, — сказал он. — Я останусь. Только позволь мне объясниться раз и навсегда. Правда, я женился на тебе из-за денег. По любви я никогда не выбрал бы грубой крестьянки с сомнительной репутацией. Но за твое состояние я заплатил тебе моим древним, славным именем. Я продал тебе мою особу и титул, но не честь моего имени! Ты обязана сохранять наружное приличие, а больше я ничего от тебя и не требую.

В изнеможении он бросился в кресло. В ушах у него шумело, мозг болезненно работал. Не обращая внимания на жену, со стоном подползавшую к кровати, князь закрыл глаза. Он страдал физически и нравственно. Настоящее казалось ему отвратительным, будущее пустым и бесцельным! Окруженный вихрем рассеянной жизни, он только и думал об одном: найти богатую невесту и позолотить свой поблекший герб. О требованиях души он никогда не заботился. Разве не к его услугам тысяча всевозможных развлечений и любовниц, чтобы заменить нелюбимую жену?